Спорт

Стадион-концлагерь

ЧМ-1974, игра за выход в Чемпионат между сборной Чили и сборной СССР. Самая абсурдная и подлая за всю историю футбола. На поле лишь одна команда, советской сборной нет. Сборная Чили разыгрывает мяч и забивает гол в пустые ворота (видео ниже). Трибуны полупустые - чилийцы не смогли прийти на стадион, где совсем недавно тысячами убивали их близких.

В коридорах под восьмым сектором стадиона в Сантьяго темно – это пространство застыло в 1973 году: пока остальные трибуны обновляли, эту старательно консервировали как напоминание о кровавой эпохе Аугусто Пиночета. Уже на следующий день после государственного переворота, здесь открылась самая большая тюрьма Чили.

С тех пор стены в подтрибунном помещении перекрашивали четыре раза, но если приглядеться, то и сейчас можно различить старые рельефы. Заключенные булавками и камнями выковыривали лозунги и имена, рисовали палочки, чтобы считать дни и не потеряться во времени. Такие символы бьют по психике гораздо сильнее фотографий людей, которых забили до смерти в дни переворота – они ближе и понятнее каждому.

Национальный стадион был тюрьмой два месяца – с 12 сентября по 9 ноября 1973 года. За это время через него прошли от 20 до 40 тысяч человек. По официальным данным, из-за пыток и насилия на допросах погиб 41 человек, кто-то говорит о 300 погибших, но чилийская комиссия по делам политических заключенных пишет о 1850 убитых и 1300 пропавших без вести.

Самые безумные и страшные вещи творились в первые дни: арестованных привозили тысячами, на стадионе был полный хаос, у солдат сдавали нервы, и все это сказывалось во время допросов. Кого-то забивали, не получая нужных ответов, кого-то расстреливали за открытую поддержку президента Чили Сальвадора Альенде.

«Трупы, бывало, сбрасывали в реку Мапочо или оставляли лежать посреди подтрибунных помещений. Мой знакомый три дня подряд просыпался в окружении трупов, – вспоминает бывший заключенный Мануэль Мендес, который провел на стадионе 50 дней. – Нам говорили, что мы военнопленные. Иногда издевались. Например, говорили, что на следующее утро отпустят, если мы сумеем побриться или хотя бы сильно состричь волосы. Мы ухитрялись сделать это с помощью стекол от очков или окон, с помощью крышек от бутылок. Но это было враньем, нас не отпускали».

Другой заключенный, Адам Счеш, рассказал, что на первом допросе на него напал офицер: «Он ударил меня ногой и прикладом. В результате у меня было сломано ребро, потребовалась помощь. Но я точно знаю, что это не самое страшное, что могло случиться. Я видел залитые кровью лица женщин и пожилых людей. Мужчин могли избивать до тех пор, пока они не начинали издавать животные звуки вместо крика – моя жена видела, как после такого мужчину вынесли на носилках, тело было закрыто одеялом».

«Нам завязывали глаза, били, кидали на пол. Пропускали ток через тело, прижигали руки сигаретами , – рассказывал заключенный Фелипе Агуэро. – Было так страшно, что мне потребовалось много времени, чтобы вернуться на стадион и смотреть футбол, хотя я большой фанат».

«За первые четыре дня заключения я стал свидетелем 400-500 казней: либо слышал выстрелы, либо видел, как падали тела, – продолжал рассказывать ужасы Адам Счеш. – После допроса людей делили на две шеренги. Одним возвращали документы, их почти не охраняли, а рядом со второй стояли солдаты с автоматами. Вот из второй регулярно выдергивали людей, отводили их в сторону, и затем было слышно выстрелы».

Счеш говорил, что никогда не поверит в официальные данные о погибших, потому что в день происходило по 5-7 казней (10-20 человек в каждой группе).

«15 сентября был такой момент. Солдаты стянулись к полю, мы слышали, как оттуда доносилась песня Venceremos («Мы победим» – гимн избирательной кампании Сальвадора Альенде, которого убили во время переворота – прим.). Раздались выстрелы. Чем больше стреляли, тем меньше голосов доносилось. Вскоре песня окончательно затихла, прекратились и выстрелы. Охранники позже обсуждали это между собой, и мы услышали, что там было 37 человек».

Пение было популярным способом забыть о тюрьме хотя бы на несколько минут. Действующий посол Чили в Мексике Рикардо Нуньес, который тоже был арестован в 1973 году, рассказывал, что заключенные могли исполнить несколько песен подряд. «Еще мы смотрели за тем, как сотрудники стадиона стригли траву. Когда они появлялись на газоне, мы кричали: «Гоооол!» Это позволяло сохранять хоть какое-то настроение».

Виктор Хара был легендарной личностью, коммунистом и певцом чилийского народа, другом президента Сальвадора Альенде, гитара которого была приравнена к оружию Революции. Виктор Хара — «Боб Дилан Южной Америки», как его называли, погиб когда ему было 40 лет, погиб здесь, на знаменитом футбольном стадионе Сантьяго, превращенном молодчиками Пиночета в каторгу и расстрельное место после фашистского переворота в Чили.

Через день после переворота 11 сентября 1973 года бандиты Пиночета атаковали здание Государственного технологического университета в Сантьяго и арестовали сотни его студентов и преподавателей. Среди них был и Хара. Арестованных повезли на стадион и начали пытать.

Через три дня бездыханное тело Хары, пробитое десятком пуль и имевшее 44 (!) ранения, было найдено возле кладбища Сантьяго вместе с четырьмя другими жертвами фашистов…

Лишь в 2016 году убийца Хары, бывший офицер Чилийской армии, был осужден...в США. Он все эти годы благополучно жил в стране Великой Демократии, даже стал гражданином США. Гражданский суд города Орландо (США) признал бывшего чилийского военного Педро Баррьентоса виновным в пытках и убийстве в сентябре 1973 года певца Виктора Хары и приговорил его к выплате суммы в 28 миллионов долларов семье жертвы.

Но... Чили его не выдали и дальнейшее развитие правосудия неизвестно.

Стадион в Сантьяго перестал быть тюрьмой в ноябре, когда сборная Чили играла с СССР за выход на ЧМ-1974. Первый матч в Москве закончился нулевой ничьей, и советская федерация футбола требовала провести ответную игру на нейтральном поле.

«В результате фашистского переворота и свержения законного правительства Народного единства в Чили царит обстановка кровавого террора и репрессий, отменены конституционные гарантии, ведется разнузданная провокационная кампания против социалистических стран и всех демократических сил, нагнетаются антисоветские настроения. Национальный стадион, на котором намечается проведение матча, превращен военной хунтой в концентрационный лагерь, арену пыток и казни патриотов чилийского народа. На трибунах и в помещении стадиона содержатся тысячи ни в чем не повинных людей», – отмечалось в заявлении СССР.

Тогда ФИФА решила изучить обстановку в Сантьяго и даже отправила на стадион специальную комиссию. К приезду футбольных чиновников всех заключенных вывезти не успели, поэтому многих прятали в подтрибунных помещениях и других местах, которые не видно с поля. Заключенный Рене Кастро рассказывал, что ему под угрозой убийства приказали молчать.

«Нам хотелось кричать: «Эй, мы здесь, посмотрите на нас!» – сказал другой заключенный, Фелипе Агуэро. – Но они, казалось, были заинтересованы только в состоянии газона».

ФИФА, несмотря ни на что, разрешила играть в Сантьяго. Сборная СССР в знак протеста бойкотировала игру, но чилийцы все равно выскочили на поле и даже забили символический гол, который вывел их на ЧМ-1974. Возможно, это был самый абсурдный матч в истории футбола.

При этом в сборной Чили не было единого мнения о новом режиме. Один из лидеров команды Карлос Кассели перед чемпионатом мира намеренно избежал рукопожатия с Пиночетом. Оказывается, после переворота его мать похитили и пытали неизвестные. Позже Кассели открыто критиковал Пиночета и снимался в роликах против него перед выборами-1988.

Музей на стадионе в Сантьяго решили открыть в начале нулевых. Восьмой сектор был выбран из-за того, что в сентябре-ноябре 1973 года неподалеку от него собирались толпы родственников. Заключенные снимали с себя примечательные вещи и размахивали ими, чтобы родным было легче понять, что с ними все в порядке.

Сейчас никто не может купить билет на восьмой сектор. Даже на финале Кубка Америки, когда весь стадион будет гнать Чили вперед, деревянные лавочки на первых десяти рядах останутся пустыми. Позади, на обветшалой бетонной стене, будут видны самые важные слова: «Народ без памяти – народ без будущего».