Шипка, Плевна и другие бесплодные победы
Зарекомендовав себя после Семилетней войны как лучшая в Европе и, соответственно, в мире, русская армия продержалась в этом качестве еще как минимум полвека — до триумфального входа в Париж в 1814 году. После чего начала постепенно терять свои лучшие качества, приданные ей сначала Петром I, а затем Суворовым.
Она еще успешно громила турок и персов, но уже испытывала большие сложности на Северном Кавказе. А потом вообще проиграла Крымскую войну. Причем проиграла на своей территории противнику, не имевшему с нами общей границы. Вроде бы и сохранился в армии прежний боевой дух, но уже возникли проблемы с управлением, а главное, наметилось заметное техническое отставание от передовых европейских стран. Впрочем, поражение в Крымской войне еще не было позорным: Россия не понесла территориальных потерь, а на Дальнем Востоке именно благодаря этой войне, наоборот, вернула себе значительную часть территорий, отнятых у нее Китаем в 1689 году. И всего через два десятилетия нам был дан последний шанс изменить собственную историю. 
Оттоманская империя, с которой мы бесконечно воевали два века, постоянно урезая ее территорию в свою пользу, всё больше подтверждала звание «больного человека Европы», расшатываясь изнутри. Правда, благодаря Крымской войне она получила покровителей в лице Парижа и Лондона, но позиции Франции очень ослабели после катастрофического поражения в войне с Пруссией в 1871 году. А в результате крайне жестокого подавления восстаний славян на Балканах в 1875–1876 годах Турция оттолкнула от себя всю Европу — даже англичане уже не могли закрывать глаза на происходящее.
Но дальше дело пошло гораздо тяжелее. Стали сказываться проблемы с тыловым снабжением, а также парадоксальная при значительном численном превосходстве нехватка сил на основных направлениях. Русское командование пыталось удерживать и контролировать всё сразу, что было невозможно. Кроме того, оно зачем-то держало очень значительные силы в Крыму и в районе Одессы для отражения турецкого и английского десантов. Хотя ни в Константинополе, ни в Лондоне никому в голову не приходила мысль о проведении такого десанта. С другой стороны, состоялся успешный турецкий десант в Абхазии, спровоцировавший массовое антирусское восстание местного населения, и вот его отразить оказалось некому. Увы, генералы, действительно, всегда готовятся к прошлой войне.
Захват Шипкинского перевала открывал русским дорогу на Константинополь, но сил для этого похода не хватило. Более того, значительные силы русских оказались связаны осадой крепости Плевна. За всю историю войн с Турцией нигде и никогда русские не несли таких огромных потерь, как во время многочисленных бесплодных штурмов Плевны. Впервые соотношение потерь было не в нашу пользу. Более того, из-за Плевны русские вынуждены были перейти к обороне по всему фронту. Турки проводили неоднократные наступления с целью спасения Плевны и несколько раз были очень близки к общему успеху. К счастью, у них были те же проблемы, что и у нас, — с качеством управления и тыловым обеспечением. Поэтому турецкая армия не использовала свои шансы нанести русским тяжелое поражение и отбросить их обратно за Дунай.
Плевна продержалась 5 месяцев, что стало одной из самых славных страниц в истории турецкой армии. В начале декабря 1877 года гарнизон Плевны, испытывавший значительные проблемы с продовольствием и медикаментами, пошел на прорыв. Однако русские выстояли, загнав турок обратно в крепость, после чего те, наконец-то, капитулировали. Известный памятник «Героям Плевны» в центре Москвы поставлен в честь Гренадерского корпуса генерала Ганецкого, который смог предотвратить турецкий прорыв. Одновременно с эпопеей Плевны развивалась оборона Шипкинского перевала. Русско-болгарский отряд численностью 5 тысяч человек под командованием генерала Столетова с начала июля отражал многократные атаки турок, имевших здесь подавляющее численное превосходство. Во время августовского штурма отряд Столетова был практически уничтожен, но положение спасли прошедшие 60 километров форсированным маршем в сильнейшую жару войска генерала Драгомирова. Оборону Шипки возглавил генерал Радецкий, которому пришлось несколько раз лично водить бойцов в контратаки (подобно тому, как под Плевной лично водил войска на штурм генерал Скобелев). Русские и болгары додержались до холодов, которые оказались страшнее турок. Наши потери из-за морозов были в разы больше, чем от действий противника. Лучше всего о том, что там происходило, рассказывает знаменитый триптих Верещагина «На Шипке все спокойно».
После долгожданного падения Плевны у русских высвободилось 130 тысяч человек, турки же лишились 50 тысяч. При этом положение сложилось крайне драматическое. Оставлять войска в горах зимой было нельзя, они бы там просто вымерзли. Отступать было тем более нельзя, это бы означало, что весной всю кампанию придется начинать практически с нуля. Следовательно, оставался единственный выход — в условиях сильнейших морозов и снежных заносов идти через балканские перевалы на Константинополь.
Именно в этот момент русская армия вновь стала той самой, лучшей в мире. В адских погодных условиях ее войска прошли сквозь Балканы, разгромили в сражениях у Шейново и Пловдива основные силы турецкой армии и в начале января взяли Адрианополь (ныне — Эдирне), выйдя на подступы к Константинополю. Одновременно капитулировали остатки турецких войск на северо-востоке Болгарии. К концу января деморализованные турки отошли к Константинополю, русские войска остановились в 15 километрах от турецкой столицы. На Кавказском фронте еще в ноябре русскими был взят Карс. Общие потери России в войне составили 15 567 человек убитыми и 88 187 человек умершими от ран и болезней. Турки потеряли от ран и болезней столько же — 90 тысяч, но вот погибших в бою было вдвое больше — 30 тысяч. Еще почти 150 тысяч турок оказалось в русском плену. По сути, сбылась русская мечта о проливах: взять Константинополь теперь уже ничего не стоило, как и занять всю проливную зону. Очевидно, в этом случае России, чтобы иметь территориальную связь с Константинополем по суше, надо было включать в свой состав православные Румынию и Болгарию, которые в тот момент явно не имели возражений. Однако даже подписанный в конце февраля Сан-Стефанский мирный договор оказался очень скромным. Румыния, Сербия и Черногория получали независимость, а Болгария — всего лишь автономию. Россия приобретала только южную Бессарабию в Европе и район Карса на Кавказе. Ни о каких проливах речь не шла. Россия панически боялась Европы, точнее, лишь двух стран — Великобритании и Австро-Венгрии. Ведь Франция на тот момент была выведена из строя поражением от Пруссии, а сама Пруссия была вполне лояльно настроена к России.
И действительно, Вена и Лондон продемонстрировали крайнее неудовольствие по поводу исхода войны. Английская эскадра в составе шести броненосцев вошла в Мраморное море. Самое правильное, что могла бы сделать Россия в этих условиях, — занять-таки Константинополь. Увы, она ожидаемо впала в еще большую панику.
Антон Керсновский совершенно справедливо писал в своей «Истории Русской армии»: «Заняв Константинополь и став твердой ногой на Босфоре, мы бы сразу и окончательно вывели бы из строя Турцию, поставив ее в физическую невозможность возобновить военные действия. Воинственный пыл венских и лондонских политиков сразу охладел бы. Русские канониры у пушек босфорских фортов подействовали бы отрезвляюще на адмирала Горнби и — что самое главное — на премьера Дизраэли. Случилось то же, что и в Восточную войну. Наша дипломатия, боясь восстановить Европу на Россию своей смелостью, восстановила ее на Россию своей робостью. Мы даже не догадались задержать у себя 145 000 турецких пленных до выяснения международной обстановки! Возвратив их в конце весны, мы собственными руками воссоздали турецкую армию, с таким трудом сокрушенную у Плевны, Шипки и Филиппополя».
Состоявшийся в июне 1878-го Берлинский конгресс урезал российские приобретения на Кавказе, очень значительно сократил территорию Болгарии и к тому же чуть было не стравил Россию с Румынией. Австро-Венгрия безо всякой войны смогла аннексировать входившую в состав Турции Боснию и Герцеговину, а Великобритания — Кипр. В итоге мы по-прежнему имели недобитого турецкого врага, мечтающего о реванше, и при этом породили значительный скептицизм в отношении российских возможностей у балканских славян, за которых мы пролили столько крови.
Если бы мы заняли проливы и присоединили восточные Балканы, англичане действительно объявили бы нам войну? В этом есть огромные сомнения, ведь в таком случае им, по сути, было бы негде и не за что нас «укусить». Тем более не было оснований бояться Австро-Венгрии. Начавшаяся через 36 лет Первая мировая показала, насколько слаба была эта «лоскутная монархия», в которой три составляющие ее части — австрийцы, венгры и славяне — яростно ненавидели друг друга. При этом славяне не испытывали ни малейшего желания воевать против России, сдаваясь целыми соединениями. Поскольку Турция была уже разгромлена, Россия без особых затруднений разворачивала бы уже отмобилизованную, закаленную в боях и имеющую очень высокий боевой дух армию на север. Воюя решительно и до конца, несмотря на все описанные выше недостатки, мы могли бы как минимум отнять у Австро-Венгрии часть ее славянских земель, как максимум — полностью развалить. А если бы Вена не рискнула объявить войну в 1878 году, Россия имела бы несравненно лучшее положение в 1914-м (если бы он также стал годом начала Первой мировой). Предельно ослабленная и не имеющая территориальной связи с Центральными державами Турция вряд ли вообще рискнула бы воевать против России, а если бы рискнула — ей же было бы хуже. Болгария оказалась бы не нашим противником, а нашей составной частью. Ну и Австро-Венгрию громить было бы несравненно легче. То есть если бы Первая мировая вообще началась, то окончилась бы почти наверняка совсем иначе.
Увы, последняя в истории Русской армии победа оказалась в политическом плане совершенно бесполезной. Испугавшись собственного успеха, руководство страны подписало ей окончательный приговор с отсрочкой исполнения на 39 лет.
Александр Храмчихин
Свежие комментарии